Принтер Brother HL-2030R. Замена шестерни привода фотобарабана

Дело №2030R: Механическое сердце

— «Он снова стучит», — сказала она, и я понял: это не сердце.
Это был Brother HL-2030R. Старый, но надёжный. Если бы принтеры могли курить, он бы дымил с утра до вечера. Но теперь он кашлял — стуками, полупустыми листами. Я слышал такое раньше. И знал, чем это пахнет: шестернёй. Сломанной, как чьи-то нервы.

Крышка была приоткрыта — будто рот старика, который хочет рассказать, что видел в 90-х, но пластинка заела.
Внутри — тяга. Пластиковая. Тонкая и упрямая.
Я отцепил её, словно вытянул шпильку из гранаты. Крышка откинулась. А картридж… застрял. Уперся, как заключённый, не желающий выходить на свободу. Пришлось быть нежным.

Я снял боковушки. Отстегнул шлейфы — осторожно, как хирург перед операцией. Плата крепилась, цепляясь за жизнь последней защёлкой. Но я знал её слабость.

Каждый провод я запомнил. Каждый изгиб. Потому что после таких процедур никто не вспоминает имена — только цвета.

Заглянул в блок шестерён — и увидел её. Поломка. Причину ночных кошмаров и смазанных строк. Шестерня привода фотобарабана умерла. Теперь барабан вращался, как пьяный на льду — еле-еле.
Текст? Смазан. Бумага? Проходила чудом. Принтер выдыхал последний тёплый воздух.

Я сжал пружину и достал картридж. Отправил его на заправку, а сам остался один на один с его железной душой.

Снял вторую плату. Металлическую панельку под ней — словно рёбра.
Справа внизу — пружинка. Мелкая, но с характером. Отщёлкнул.

И вот она — сломанная шестерня. Я держал её в пальцах, как улики с места преступления.

Новая, купленная на Озоне за 600, блестела, как юность. Я поставил её. Без слов. Без церемоний.

Собрал обратно. Плата. Шлейфы. Изоляция. Пружинка — она, как всегда, всё усложняла.

Картридж вернулся заправленным. Почти как вернувшийся из фронта — слегка запылённый, но боеспособный.

Прежде чем поставить крышку, я провёл ритуал:
• Выключил принтер.
• Закрыл переднюю крышку.
• Зажал кнопку [Go], включил.
• Ждал, пока загорятся индикаторы.
• Отпустил.
• Нажал снова.

И он напечатал.

Лист был прекрасен. Чёрный. Чёткий. Острый. Как строка обвинения.
Я закрыл корпус, заведя лапки в пазы. Они не хотели — но подчинились.

Принтер заработал. И в его стуке больше не было боли.
Только старая добрая механика… и лёгкий запах горячего тонера.

— «Спасибо», — сказал никто.
А я налил кофе, посмотрел на улицу и подумал:
«Пока мы нужны им — мы живы…»

Комментарии закрыты